Величественное дерево секвойя покоряет всех своей помпезностью. Остров Зеленый — аномальная зона Ростова-на-Дону Край пылающих деревьев

О Мадагаскаре говорят: «Кто не пересек остров с севера на юг (отметим: это 1600 километров) и с запада на восток (600 километров), тот не может достойно судить о его красотах, тот не открыл для себя тропических лесов, напоминающих джунгли Центральной Африки, саванны, подобной суданской, степей, ничем не отличающихся от австралийских, гор, достигающих высоты три тысячи метров, где нередко температура падает ниже нуля».

Признаемся, знаменитого Южного Креста (здесь его зовут Белым Быком), испокон веков указывающего путь мореплавателям, мы так и не увидели. Но в первую же ночь в небе над огромным островом мы наблюдали удивительное зрелище: красавица Венера зависла над ярко-оранжевой лодочкой молодого месяца. Подобную чудесную картину увидишь лишь в южном полушарии, под тропиком Козерога, когда на Мадагаскаре буйствует лето. Тяжелые грозовые тучи только под утро и всего на несколько часов расступаются над плато Имерина, позволяя полюбоваться звездным небосводом.

Тысячи мореплавателей и путешественников, ученых и искателей сокровищ пытались на протяжении столетий проникнуть в сердце Танибе, Великого острова, как называют свою родину малагасийцы. Но далеко не всех остров допускал к своим кладовым. Многие суда терпели крушения, так и не достигнув уютных бухт Зеленого великана — это еще одно имя Мадагаскара.

Своим нынешним названием Великий остров обязан Марко Поло. Переводя с арабского, итальянский путешественник ошибочно принял остров за полуостров и назвал его «Мадейгаскар». Впоследствии ошибка не была исправлена, и остров так навсегда и остался Мадагаскаром, хотя в прошлом он имел множество имен.

В древности на Мадагаскаре оседали арабы, персы, китайцы, выходцы из Юго-Восточной Азии - из Индокитая, с Явы и Суматры, и лишь в средневековье у берегов острова бросили якоря корабли европейцев.

Более пятидесяти миллионов лет назад Мадагаскар, по мнению многих ученых, лишился последних «мостов», соединявших его с Африканским континентом. Изолированность острова привела к тому, что здесь сложились совершенно уникальные растительность и животный мир. Например, на Мадагаскаре нет характерных для Африки львов, слонов, обезьян. С другой стороны, две трети известных в мире видов хамелеонов проживают лишь на Великом острове. Большинство здешних птиц не встречается более ни в одном районе мира. Двадцать шесть из двадцати восьми видов пауков, обитающих на Мадагаскаре,- эндемики. А знаменитые лемуры? Здесь и самые крупные виды этих удивительных зверьков - индри, размером до метра, и самые крохотные - микроцебусы, величиной с полевую мышь. Недаром известный натуралист Коммерсон, посетивший остров в 1769 году, писал: «...Кажется, что природа будто уединилась здесь, в своем не познанном человеком, таинственном убежище».

Когда граница - море

В городах Мадагаскара можно увидеть множество обелисков, воздвигнутых в честь независимости страны, добытой в тяжелой борьбе. И обязательно на каждом обелиске высечены восемнадцать звезд, символизирующих восемнадцать национальностей Великого острова. Наиболее крупные из них - мерина, что в переводе означает «живущие возле солнца», бецилеу - «многочисленные и сплоченные», бара - «гиганты», антандруй - «выходцы из страны колючек»...

Изучая обычаи малагасийцев, сразу подмечаешь, как тесно переплелись на земле Мадагаскара традиции предков - выходцев как из Азии, так и из Африки. Способы возделывания рисовых полей, ирригационные системы, деревенские постройки, методы рыбной ловли, типы пирог и формы весел, музыкальные инструменты, мегалиты - сооружения из громадных камней, служившие памятниками или святилищами,- все это словно переносит нас на многие тысячи километров, через Индийский океан, в Юго-Восточную Азию, в Индокитай, на Яву и Суматру. Конечно, бросается в глаза и африканское влияние, проявляющееся, например, в ткачестве и хлопководстве, в гончарном деле и скульптуре...

Желая охарактеризовать этническое своеобразие Великого острова, французские ученые начала XX века нашли следующую словесную формулу: «Вся древняя история Мадагаскара связана с 75 миллионами квадратных километров Индийского океана». Что они имели в виду? Прежде всего миграцию населения из Юго-Восточной Азии, Индии, зоны Персидского залива и восточных берегов Африки. По поводу появления негритянского населения на Мадагаскаре до сих пор нет единого мнения.

Европейцы открыли Мадагаскар в 1500 году, вскоре после этого и малагасийцы впервые побывали в странах Старого Света. Правда, Европу они увидели... сквозь прутья клеток. Португальский адмирал Фернанду Соариш демонстрировал публике двадцать одного малагасийца в качестве экспонатов на выставке «экзотических предметов». Таково было отношение «цивилизованных» европейцев к африканским народам, представителей которых работорговцы ставили в один ряд со скотом, предназначенным лишь для ярмарочных торгов.

До 1527 года к берегам Мадагаскара в поисках «живого товара» ходили лишь португальские корабли. Затем в бухте Диего-Суарес бросил якорь первый французский корабль. Потом были голландцы, за ними последовали англичане...

Начиная со второй половины XVII века Мадагаскар начал приобретать недобрую популярность пиратской вотчины. Один из знаменитых морских разбойников - Авери - умудрился даже жениться на малагасийской принцессе. Он окружил себя пышным двором, заложил клады, в которых, по слухам, хранились баснословные богатства.

История Мадагаскара, как острова корсаров, завершилась к 1730 году, когда английский король Георг II послал в южное полушарие эскадру для борьбы с пиратами. Многие «джентльмены удачи» были захвачены и повешены, некоторых помиловали, и они остались жить на острове, где смешались с местным населением.

В начале и середине XIX века происходило укрепление малагасийского государства, совершался процесс консолидации нации. Король Нампуина, завещая трон Радаме I, сказал знаменитую на Мадагаскаре фразу: «Лишь море может быть границей нашим рисовым полям».

Радаму I на острове принято сравнивать с русским царем Петром Великим. Он строил города, создавал свой флот, большое внимание уделял вопросам культуры, просвещения, посылал на учебу в Европу молодых мадагаскарцев. К 1828 году открыл двадцать три школы, где числилось 2300 учеников. При нем была введена малагасийская письменность на основе французской и английской грамматики.

После смерти Радамы I более 30 лет - до 1861 года - Великим островом правила его жена Ранавалюн I. Страна переживала экономический и культурный подъем, но вторжение французских войск в 1883 году прервало самостоятельное развитие Мадагаскара. В 1894 году французы захватили Антананариву, выслали последнюю королеву Ранавалюн III в Алжир и завершили колонизацию страны. Период зависимости длился после этого еще шестьдесят семь лет - до 1960 года.

У отрогов Анкаратры

Андриаманантена Селестен - один из руководителей синдиката прессы Мадагаскара (СПМ) - человек необычайной эрудиции, ходячий справочник, не раз удивлял нас сведениями из самых различных областей жизни Великого острова. Иногда, впрочем, Селестен обращался и к письменным источникам - не по причине слабости памяти, разумеется, а лишь для того, чтобы подчеркнуть достоверность излагаемого.

У стен бывшего королевского дворца в Антананариву он протянул нам книгу под номером 835 (всего в 1952 году было выпущено две тысячи экземпляров этой книги) о столице Мадагаскара.

Из нее мы узнали, что первым российским кораблем, бросившим якорь у малагасийских берегов в апреле 1890 года, был клипер «Джигит». В 1904 году здесь побывала эскадра адмирала Рожественского.

Самое частое слово в устах Селестена было - «первый». Первая школа на Мадагаскаре в 1821 году насчитывала всего 22 ученика: семь девочек и пятнадцать мальчиков. Первая ручная типография в Антананариву возникла в 1827 году. Первые саженцы эвкалипта были завезены на Мадагаскар в 1865 году. Первую обсерваторию построили здесь в 1889 году: она считалась одной из самых «близких к звездам». Первый паровоз появился в столице 1 января 1909 года. Первая водонапорная башня в Антананариву была заложена 1 января 1911 года на высоте 1454 метра над уровнем моря. Первый самолет приземлился на Мадагаскаре в 1927 году.

Дождь за несколько минут отполировал тротуары, мостовые, ступеньки многочисленных лестниц и переходов. Улочки, извиваясь, тянутся к вершинам красноватых холмов. На склонах - на высоте до полутора километров - разбросала свои кварталы столица Демократической Республики Мадагаскар Антананариву. «Город тысячи воинов» лежит в центральной части плато Имерина, у северных отрогов горного массива Анкаратра.

С вершины горы Аналаманги (1468 метров над уровнем моря) огромный город открывается весь, целиком. Он протянулся с юго-востока на северо-запад, будто разделяясь на два рукава. Холмы, розовые на рассвете, при заходе солнца словно подергиваются золотистой пеленой. К склонам холмов прилепились дома из розового камня и малиновой глины. Такое впечатление, будто крыши строений служат основаниями для других. Среди домов, словно смелые мазки на картине художника, кроны могучих джакаранд с сиреневыми цветами. А рядом огромные «пылающие акации».

Антананариву раскинулся на трех холмах. На самом высоком из них в окружении вековых деревьев - бывший королевский дворец. На другом холме - мавзолей борцов и мучеников революции. Третья гора, что немного пониже, застроена современными жилыми кварталами.

Основная часть Антананариву - Нижний город - расположена у подножия холмов. Уличную жизнь здесь можно сравнить с бурными ручьями меж высоких скал. Забитые транспортом шумные магистрали, бульвары, спортивные комплексы, торговый центр, множество частных лавок...

Посреди круглой чаши озера Ануси - остров, соединенный с берегом узкой искусственной дамбой. На островке красивый монумент - крылатая богиня Нике с венком в высоко поднятых руках: память о малагасийцах, погибших в годы первой мировой войны. Вокруг озера - административный центр столицы. Тут дворец президента страны, здания министерств, резиденции посольств. Дальше густо рассыпались небольшие островерхие домишки. За ними хорошо просматриваются расцвеченные всеми оттенками зеленого рисовые чеки, а еще дальше - голубоватые контуры лесных массивов и багровые подпалины красноземов-латеритов...

На самой высокой точке города, у бывшего королевского дворца, Селестен продолжил свой рассказ:

Если процесс консолидации малагасийской нации в древности вызывает много споров, то история возникновения столицы Мадагаскара весьма определенна. Правитель Андриандзака в первой трети XVII века отбил у противника холм, на котором мы сейчас с вами стоим. Он называется Аналаманга, «голубой лес». Его считают священным. На плато Имерина победитель возвел крепость с семью воротами. Цитадель обороняли тысячи солдат. Отсюда и название Антананариву- «город тысячи воинов». Мы обычно именуем его сокращенно - Тану. Взгляните на герб нашего города,- говорил Селестен.- На двух желтых и двух голубых квадратах изображены черные головы зебу, верного друга пахаря, и три золотистые лилии, воплощающие благородство и плодородие. Над центральной частью герба - золотая корона в виде крепостной стены с зубчатыми башнями. Она словно говорит о неприступности Тану. Недаром под гербом на ленте золотого цвета начертаны гордые слова: «Тысячи мужчин не умирают в один день». Таков был лозунг малагасийских патриотов, вступивших в смертельную схватку с войсками колонизаторов в 1947- 1948 годах...

У истоков революционной борьбы малагасийского народа в 20-30-х годах нынешнего столетия стояли такие известные народные лидеры, как Жан Ралаймунгу, Жозеф Расета и другие. Ралаймунгу работал вместе с великим сыном вьетнамского народа Хо Ши Мином, публиковал статьи в газете «Пария», издававшейся Хо Ши Мином в Париже. Вернувшись на родину, Ралаймунгу (его называют также Имунгу) стал одним из первых организаторов борьбы малагасийского народа против колон и заторов.

Политическая независимость Мадагаскара была провозглашена в июне 1960 года, но звездный час в истории Великого острова пробил в декабре 1975 года. Девяносто пять процентов избирателей одобрили Хартию малагасийской социалистической революции, провозгласившую социалистическую ориентацию развития страны и Конституцию ДРМ. Президентом республики стал Дидье Рацирака. А в декабре 1976 года в целях объединения всех прогрессивных сил страны был создан Национальный фронт защиты революции.

Дождь давно прекратился. Выглянуло солнце, подсушило тротуары. Мы стояли под джакарандой и первое время не могли понять: на небе ни облачка, а нас орошает мелкая капель. Что это- «слезы» джакаранды?

Нет,- объяснил Селестен.-Это определенный вид цикад облюбовал джакаранду и укрылся в ее сиреневой кипени. Цикады испускают влагу, а новички в городе полагают, что «плачет» величавая и нежная джакаранда.

Центральная артерия столицы - авеню Независимости. Рядом с ней по пятницам шумит знаменитая «зума» - столичный рынок. Конечно, рынок действует и в прочие дни недели, но размах торговли тогда значительно меньше. Ведь «зума», собственно, и означает «пятница». На этой ярмарке можно увидеть все, чем богата страна. Корзины с фруктами, овощами, цветы, изделия народного промысла: резьба по кости, дереву, кувшины, поставленные один на другой (по ним бьют палочкой, чтобы убедиться в прочности), одежда из малагасийского шелка, наборы полудрагоценных камней, картины живописцев, работы местных ювелиров, детские игрушки, кофе «арабика», пряности - ваниль, перец, мускатный орех, гвоздика...

Район Аналаманги - лабиринт узких улочек, связанных между собой многочисленными лестницами, проходами и проездами. Порой удивляешься, как могло такое произойти: казалось бы, проехал значительное расстояние на автомашине, устремляясь к вершине холма, и встретил... ту же вереницу пеших людей, что привлекла внимание у подножия. Впоследствии нам объяснили: местные жители, зная кратчайшие проходы, подъемы и спуски, легко обгоняют самый современный автомобиль любой марки.

Когда мы рассказали об этом парадоксе мэру города, Ракутувау Андриантиане, он улыбнулся, а затем заметил:

- «Парадоксальные» подъемы и спуски, позволяющие пешему обогнать автомобиль, таят в себе и немалые опасности. На остров обрушиваются сильные тропические ливни, и проблема стока вод, создания надежной системы канализации считается одной из основных в городе. Ведь нельзя подвергать риску жизнь и имущество людей, чьи дома находятся на склонах холмов, а также в Нижнем городе. Если первых в сезон дождей вода угрожает смыть, то над вторыми нависает опасность затопления.

Не менее важные задачи,- сказал Андриантиана,- обеспечение населения столицы жильем и транспортом. Посудите сами. Всего десять лет назад в Антананариву проживало 350 тысяч человек, а ныне - почти вдвое больше. Основная причина столь быстрого роста городского населения - резкий приток жителей из сельской местности. Город постоянно разрастается, а возможности перевозки людей пока остаются весьма ограниченными. Нелегко пока добираться утром на работу в центральные районы Антананариву, вечером возвращаться домой - особенно тем, кто живет за чертой города. Плюс ко всему мало автобусов, не хватает запасных частей. Потому и стремимся мы увеличить автобусный парк, и в этом стране оказывают помощь дружественные государства. Например, еще совсем недавно у городской службы «Скорой помощи» не было машин. Из советского города-побратима Еревана прислали нам пять санитарных карет новейшего образца...

Впрочем, если бы только эти проблемы волновали руководство города! Еще не искоренено наследство колониального и неоколониального прошлого. Прогрессивные преобразования, происходящие на Великом острове, встречают ожесточенное сопротивление сил внутренней и внешней реакции, пользующихся поддержкой империалистических кругов. Международный валютный фонд, где верховодят США, пытается оказать давление на Мадагаскар, ставит исключительно жесткие условия предоставления новых займов. По требованию МВФ был девальвирован на 15 процентов малагасийский франк. В результате выросли цены на основной продукт питания - рис, закрылась часть предприятий, увеличилось число безработных. Тем не менее страна справляется с трудностями.

Край пылающих деревьев

На следующий день после встречи у мэра нам предстоял короткий бросок на самолете Ан-12 к берегам Индийского океана - в Туамасину. Этот город - его называют еще Таматаве - второй по значению экономический и торговый центр Мадагаскара, крупнейший порт страны.

Еще на взлетной площадке аэродрома Антананариву Селестен начал знакомить нас с достопримечательностями Туамасины. Увидев приземляющийся лайнер, он не преминул пояснить, что самолет этот через несколько часов унесет в Европу не только пассажиров, но и двадцать-тридцать тонн очень вкусных плодов личжи. И как раз лучшие, самые сочные сорта его произрастают именно в окрестностях Туамасины, на побережье Индийского океана.

В Туамасине предусмотрительный Селестен заказал нам прекрасные номера в гостинице «Нептун»: с одного балкона мы видели океанский прибой, прибрежный строй пальм, а с другого - центральный городской стадион. Вокруг его забора, словно огромные костры, ярко-красное цветение «пылающих акаций». Нам доводилось видеть эти поразительные деревья в разных странах, и мы обращали внимание, что встречаются они только в крупных населенных пунктах. Скажем, в Индокитае их не увидишь в джунглях или в горных местностях. Почему? Разгадка была найдена в городке Фульпуэнте, расположенном в 60 километрах севернее Туамасины. Именно там это дерево первым из европейцев обнаружил французский ботаник Фурбье. Затем он проехал по всему Мадагаскару и пришел к выводу, что родина «пылающей акации», фламбояна,- юго-запад острова. Фурбье в своих записках утверждал, что в средние века арабские купцы именно с Мадагаскара вывозили эти прекрасные деревья в разные уголки мира.

Мадагаскар не только «экспортировал», но и импортировал различные виды растений из далеких краев. Видимо, переселявшиеся из Юго-Восточной Азии люди завозили сюда семена растений из родных мест. Так появились на Мадагаскаре могучие баньяны, которые местные жители нередко именуют «шагающими деревьями». Их ветви, опускаясь до земли, дают корни, затем появляются ростки, и спустя годы поднимается новое дерево. Баньяновая роща расположена в самом центре Туамасины, тень ее в жаркие дни притягивает и туристов, и местных жителей.

Баньян, как джакаранду и фламбоян, Селестен величал счастливыми деревьями. Затем, поразмыслив, он причислил к разряду растений, несущих счастье, еще и бамбук, который достигает здесь десятиметровой высоты.

В Фульпуэнте даже всеведущий Селестен расширил свои ботанические познания. У самого берега, в нескольких метрах от золотой полосы пляжа, поднимались многолетние пирамидальные деревья из семейства сосновых - «филао». Их родина - Австралия, но встречаются они в разных странах. Во Вьетнаме филао иногда называют «бросовым деревом». Причины подобного отношения понять можно: эти сосновые быстро растут, неприхотливы, легко выдерживают как засухи, так и наводнения, но не дают густой тени, их древесина малопригодна для строительного дела. Впрочем, не такое уж «бросовое» это дерево филао, о чем мы и поведали Селестену. Его корни надежно скрепляют почву на краю оврагов. Филао готово подняться там, где из-за неблагоприятных природно-климатических условий выживают немногие растения.

И все-таки,- не сдавался Селестен,- разве можно сравнить филао, например, с масличной пальмой? Отведайте пальмовый суп, насладитесь прекрасным маслом, полюбуйтесь красотой пальмы, ее ребристым стволом, огромными гроздьями, несущими многие сотни плодов,- и вы поймете, почему это дерево пользуется такой любовью малагасийцев. Плантации масличной пальмы в районе Туамасины протянулись на многие километры...

Туамасина - это, конечно, не только масличные пальмы. Не только плантации кофейного дерева, перца, гвоздики, ванили. Здесь расположен нефтеперерабатывающий завод, металлообрабатывающие, мясоконсервные и рисоочистительные предприятия. Наконец, этот город - важнейшие морские ворота республики. Частые гости здесь советские моряки.

Экономическое сотрудничество СССР и ДРМ широко и многосторонне. Оно, как правило, охватывает те отрасли хозяйства Мадагаскара, где республика испытывает наибольшие затруднения. Например, советские геологи помогают разведать природные богатства страны. Наши специалисты разрабатывают систему орошения в бассейне реки Мандраре. Строители содействуют в сооружении мельничного комбината. Совместными усилиями двух стран начато строительство автомобильной дороги Ампитабе - Махануру - Маруламбу, протяженностью 255 километров. Шоссе пройдет по важному сельскохозяйственному району страны.

Пришла пора прощаться с Мадагаскаром - Великим островом, Танибе, Зеленым великаном.

Зеленый великан, столь недавно таинственный и необъятный, казался теперь знакомым и близким. И нам вспомнились слова мэра столицы Ракутувау Андриантианы.

Рад был узнать вас, друзья,- сказал он.- Не подумайте, что наш Зеленый остров далек от мировых проблем, хотя, казалось бы, мы расположены вдали от столбовых дорог Земли. Вопросы войны и мира очень волнуют наш народ. Сохранить мир на планете - важнейшая задача. Мы решительно выступаем в поддержку конструктивных миролюбивых предложений СССР, видим в них искреннее стремление Страны Советов к миру и безопасности на нашей планете. Народ Мадагаскара верит в торжество идей мира, справедливости, социального прогресса.

Михаил Ильинский, Лев Ягодин

Антананариву - Москва

Зеленый остров.

Куда же девались фейны, когда они завершили свои ратные подвиги и покинули землю? Одни говорят, будто Фин и все его воинство пали в великом бою и умерли, как подобает умирать смертным. Ведь один холм в Пертшире называют Сил-Фин, что значит «Могила Фина». А в Гле-нарки, в графстве Инвернесс другой холм, с виду похожий на ладью, по слухам, насыпан над братской могилой всех его воинов.
Другие говорят, что Фин не умер, но все еще живет на некоем зеленом острове. Остров этот где-то на дальнем западе, на самом краю света. Он называется Илен-на-Хойг, - «Остров Вечной Юности». Там растут волшебные яблоки и в животворных источниках течет всеисцеляющая вода. Блажен тот, кому посчастливится попасть в тот кельтский рай, в эту Страну Света, Страну Исполненных Желаний. Ибо как только человек ступит па ее берег, к нему возвращается юность. Он снова становится таким, каким был в двадцать лет, - тело его выпрямляется, седина исчезает, а морщины разглаживаются.
Есть предание, что один человек некогда ступил на этот волшебный берег. Он жил на Джуре одном из Внутренних Гебридских островов, и звали его Энгас МакТрегор. У него была небольшая парусная лодка, и он перевозил грузы с острова па остров и с островов на побережье Шотландии.
Как-то раз он стоял на пристани в Гриноке, и тут к нему подошел человек громадного роста. Таких богатырей Энгас в жизни не видывал. Человек был натри головы выше обычных людей, и грудь его прикрывала ярко-рыжая борода. Он хлопнул Энгаса по плечу и сказал:
- Говорят, у тебя есть лодка и ты перевозишь грузы на острова и на материк. Мне нужно доставить мясо на один остров западнее Айлея. Можешь ты перевезти туда меня и мой груз?
Они сторговались, и великан перенес свой груз в лодку Энгаса. Лодочник только покачал головой, когда увидел огромные говяжьи и бараньи туши, что заполнили его суденышко.
«Пожалуй, этого хватит на прокорм целого войска горцев», - подумал он.
Когда все было готово, Энгас поднял паруса и поплыл в ту сторону, куда ему указал наниматель. Они вышли из устья реки Клайд, миновали Арран, обогнули мыс Кинтайр и вошли в пролив Айлей. И тут на море пал густой туман. Энгас правил рулем вслепую, стараясь держать курс на запад и повиноваться указаниям великана. Два дня они не видели ни земли, ни неба, и Энгас в недоумении спраши¬вал себя, где же они находятся.
«Должно быть, мы уже миновали самые дальние из Внешних Гебридских островов», - думал он.
На третий день туман рассеялся, и Энгас понял, что лодка его приближается к берегу какого-то острова, которого он никогда не видел. Серое спокойное море омывало остров, и лодочнику он показался каким-то зеленым раем, сулящим отдых и покой.

- Вот и кончается наш путь, - сказал его рослый спутник.
Но Энгас понимал, что они еще не очень скоро доберутся до берега, и потому сошел в каюту и прилег, чтобы немножко поспать. Разбудили его слабые толчки лодки о берег. Он поднялся на палубу и увидел, что лодка его покачивается на волнах. Груза на ней уже нет, а великана и след поостыл.
Когда лодочник с ним договаривался, тот обещал заплатить за перевозку, когда они прибудут на место. А теперь Энгас понял, что наниматель хочет его обмануть, и решил отыскать его во что бы то ни стало.
Он вышел из лодки и пошел вброд к травянистому берегу. И как только он ступил на остров, с него словно свалилось какое-то бремя. Все следы старости покинули его тело, и ему почудилось, будто он снова стал двадцатилетним юношей. Он диву давался, до чего ему было легко ходить; щупал себе лоб и чувствовал, что морщин как не бывало.
«Видать, попал я на Илен-на-Хойг - «Остров Вечной Юности», - догадался он.
И он догадался также, что великан, сидевший в его лодке, это - один из фейнов.
«В наши дни уже нет таких силачей, - думал Энгас. - И, значит, Остров Вечной Юности - это то же самое, что Остров Героев»,
Тем не менее Энгас твердо решил получить с фейна плату за перевозку. И вот он отправился бродить по острову. Вскоре он подошел к дому, построенному из огромных камней. Входная дверь его была в двадцать футов высотой и двадцать шириной.
Энгас вошел в дом и очутился в обширном зале. Здесь в тяжелом кресле сидел Громадный старец с бородой до колен. На лице его лежала мрачная печать тысячи битв, в которых он когда то сражался, а в глазах жила вечная скорбь о тех, что пали в бою, сражаясь рядом с ним. Это был сам Фин Мак Кул. Он повернулся и заметил Энгаса.
- Чего тебе здесь надо? спросил он и поднял свою огромную руку. - Впрочем, сначала выпей, потом скажешь.
И он подал Энгасу огромный кубок, полный золотистого меда. Кубок был такой тяжелый, что Энгас лишь с великим трудом поднял его обеими руками и поднес к губам. А когда осушил его, сел и рассказал Фину про все, что с ним приключилось.
Тогда Фин спросил:
- Скажи мне, житель острова Джуры, если тот рослый человек, что тебе не заплатил, сейчас придет сюда, ты сможешь его узнать?
- Смогу, - ответил Энгас.
Фин громовым голосом кликнул клич, и в зал стали входить его герои. Руки и ноги у них были словно древесные стволы, и когда они шли, пол трясся под ними. Среди них Энгас увидел того человека, которого привез сюда из Гринока. Узнать, его было нетрудно по ярко-рыжей бороде.
- Вот этот человек! — сказал Энгас Фину.
Фин приказал великану уплатить Энгасу сполна, и тот уплатил, хоть и очень неохотно. Затем Фин отпустил Энгаса, но когда тот вышел из дома, великан догнал его, схватил за плечо и вырвал у него правый глаз - Сделай я это раньше, ты бы меня не узнал!-сказал он.
Страдая от острой боли и обливаясь кровью, что лилась из глазницы, Энгас все же кое-как доплелся до берега. Великан шагал за ним следом. Когда же они добрались до того места, где Энгас поставил на якорь свою лодку, великан приказал ему отрясти с ног прах острова - весь до последней пылинки.
Затем Энгас сел в свою лодку, поднял паруса и поплыл домой. Он видел, как Зеленый остров мало-помалу исчезает в тумане, поднявшемся над водой. А когда остров совсем скрылся из виду, бремя прожитых лет снова легло на плечи Энгаса.
Итак, поездка на Остров Вечной Юности принесла ему только потерю правого глаза.

Если вы мечтаете о полете на Луну, можете для начала полазить по конусам потухших вулканов острова Пасхи. Мало того, что здесь вы будете бесконечно далеко от лихорадочной жизни нашего собственного мира, ландшафт тоже вполне сойдет за лунный. Маленькая приветливая Луна между небом и морем, покрытые травой и папоротником безлесные кратеры сонно зевают в космосе, позеленевшие от старости, давно уже утратившие пламенный язык и зубы. На острове сгруппировалось несколько таких мирных вулканов, зеленых снаружи и изнутри. Пора извержений прошла так давно, что на дне двух самых широких кратеров образовались небесно‑голубые озера с ярко‑зеленым гибким камышом, в которых отражаются гонимые пассатом облака.

В одном из этих кратеров, названном Рано Рараку, лунные жители явно развили особенно кипучую деятельность. Их не видно, но, когда бродишь безмятежно по траве, осматривая брошенные ими дела, так и кажется, что они просто попрятались в черных норах в земле. Прервав работы, они поспешно бежали, поэтому Рано Рараку оказался одним из величайших и удивительнейших памятников творения - это памятник неведомому и утраченному прошлому и предупреждение о бренности всего сущего. Гора местами сплошь иссечена, люди некогда врезались в вулкан с такой жадностью, словно это была сдобная булка, а ведь стальной топор лишь высекает искры, когда испытываешь им твердость скалы. Десятки тысяч кубометров камня отделены от горного массива и перемещены далеко в сторону от кратера. А в зияющих ранах в теле горы лежит больше полутораста каменных исполинов от едва начатых, до только что законченных. У подножия вулкана готовые идолы выстроились в ряды, словно целая армия сверхъестественных существ, и чувствуешь себя таким крохотным, когда приближаешься к этой горе, будь‑то даже верхом или в джипе по древней дороге, которую исчезнувшие ваятели проложили к своей гигантской мастерской.

Вы спешиваетесь подле скалы и вдруг видите в ее нижней части изображение человеческого лица - это не скала, а голова упавшего исполина. Вся экспедиция может укрыться под ней от дождя. Вы подходите к ближним фигурам, по грудь врытым в землю, и вам делается жутко, потому что вы не достаете даже до подбородка великана. А если вы попытаетесь влезть на лежащего плашмя богатыря, то почувствуете себя настоящим лилипутом, потому что взобраться на его живот - это же целая проблема. Зато потом можно свободно прогуливаться по телу и по лицу поверженного Голиафа и полежать на его носу длиной с хорошую кровать. Многие истуканы достигают десяти метров, а самый большой, еще не законченный, который лежит наискось на склоне, насчитывает двадцать два метра. Считая по три метра на этаж, этот каменный мужчина будет ростом с семиэтажный дом. Что и говорить - богатырь, настоящий горный тролль!

В кратере Рано Рараку загадка острова Пасхи, можно сказать, чувствуется во всем, здесь самый воздух насыщен таинственностью. Сто пятьдесят безглазых лиц молча вас обозревают. Тайна глядит на вас пустыми глазницами стоящих истуканов, глядит с каждого карниза, из каждой пещеры, где лежат, точно в колыбели или на смертном ложе, неродившиеся и усопшие великаны, безжизненные и беспомощные, потому что их покинула творческая мысль и созидательная сила. Так было здесь, когда ваятели оставили работу, и так будет всегда. Чопорные, гордые, стоят с поджатыми губами самые старые идолы, которых успели завершить, и всем своим видом говорят, что никакое долото, даже атомная энергия не заставят их раскрыть рот.

Но хотя рты великанов запечатаны семью печатями, о многом можно догадаться, когда ходишь по склонам горы среди тьмы незавершенных статуй. Куда бы мы ни залезли, где бы ни остановились, всюду нас, будто в комнате смеха, окружали огромные лица. Мы видели их анфас, в профиль, под всевозможными углами. Все они были поразительно схожи. У всех одно и то же стоическое выражение и необычно длинные уши. Мы перелезали через носы и подбородки, наступали на рты и громадные кулаки, а на полках вдоль склона над нами лежали еще и еще исполины. Научившись отличать искусственное от природного, мы убедились, что вся гора от самого подножия до кратерного гребня чуть не сплошь состоит из каменных тел и голов. И на гребне на высоте полутораста метров над равниной с незапамятных времен лежали наполовину законченные богатыри, глядя на небо и парящих в нем коршунов. Но и тут не было конца полчищам истуканов, они спускались непрерывной чередой вниз по стене кратера в чрево вулкана. Вплоть до пышных зарослей зеленого камыша по периметру кратерного озера протянулась кавалькада чопорных, безмолвных каменных людей, стоящих и лежащих, завершенных и незавершенных, словно племя роботов, окаменевших от жажды в тщетных поисках живой воды.

Грандиозные работы, когда‑то происходившие в кратере Рано Рараку, всех поразили и потрясли. Одна лишь маленькая Аннет спокойно отнеслась к этой картине.

Сколько куколок, - радостно сказала она, когда я снял ее с коня и опустил на землю у подножия вулкана.

Правда, когда мы подошли поближе, масштабы оказались слишком велики. Аннет пряталась за шеи истуканов, не ведая, что над ней вздымается кверху каменная голова. Когда мама помогала маленькой девочке вскарабкаться на высокий уступ, та и не подозревала, что переместилась с верхней губы на нос лежащего великана.

А когда мы приступили к раскопкам, то удивились еще больше. На что огромными казались каменные головы у подножия вулкана, а мы, зарываясь в землю, сперва откопали грудь, потом живот, руки, наконец бедра и соединяющиеся ниже живота длинные тонкие пальцы с огромными кривыми ногтями. В земле перед идолом нам попадались человеческие кости и следы кострищ. Знаменитые головы смотрелись совсем иначе вместе с телом и руками, чем в энциклопедиях и географических справочниках, где они выглядят отрубленными. Но как ни увлекало нас это зрелище, оно не давало ответа ни на одну из загадок острова Пасхи. Мы немало потрудились, чтобы перебросить веревку через самые высокие головы, II лишь самые ловкие из нас отваживались карабкаться по веревке вверх. Труднее всего последний кусок - от брови и выше. Тут веревка плотно прилегала ко лбу богатыря, и уцепиться за нее как следует было невозможно.

Да, не просто даже без груза влезть по канату на макушку стоящего исполина. Но еще труднее понять, как могли втащить наверх и водрузить на голову огромную «шляпу», если учесть, что «шляпа» тоже каменная и при объеме до шести кубических метров весила столько же, сколько два взрослых слона. Как поднять двух слонов на высоту четырехэтажного дома, если нет подъемного крана или хотя бы сподручного бугра поблизости? Допустим, на макушку головы взобралось несколько человек, - разве втащат они следом этакую махинищу, тут дай бог самим удержаться! А все те, кого можно разместить у подножия статуи, будут подобны беспомощным лилипутикам, их руки достанут разве что до живота истукана, а ведь надо этот тяжеленный груз поднять выше груди, подбородка и всей головы, на самую макушку! Металла пасхальцы не знали, леса на острове практически не было. Наши механики только пожимали плечами в недоумении. Мы чувствовали себя школьниками, которым задали непосильную задачку. Казалось, невидимые лунные жители радуются, сидя в своих норах, и поддразнивают нас: ну‑ка, угадайте, как это было сделано?! Как мы спускали этих колоссов вниз по крутому склону и переносили через горы и долины туда, куда нужно?

Гадать было бесполезно. Прежде всего надо хорошенько осмотреться кругом: может быть, загадочные искусники прошлого оставили какие‑то следы, хоть маленький намек.

«Смотри в корень!» - говорят, и мы решили сперва изучить многочисленных незаконченных идолов на полках в самой каменоломне. Все говорило за то, что работа прекратилась внезапно: тысячи примитивных каменных рубил лежали на рабочих местах. И так как ваятели трудились одновременно над многими статуями, мы могли видеть все этапы. Сначала они в горной породе высекали лицевую часть, потом оба уха и руки с длинными пальцами, которые соединялись ниже живота. И наконец они врубались в камень с боков, формируя спину. Она первоначально напоминала днище лодки с острым килем, соединяющим изваяние с горой. Полностью вытесав всю лицевую часть, ее тщательно обрабатывали и полировали, только не делали глаз под крутыми надбровными дугами. До поры до времени великан оставался незрячим. Потом скульпторы срубали «киль» под спиной, подпирая при этом богатыря камнями, чтобы не скатился с обрыва. По‑видимому, ваятелям было безразлично, где и как вытесывать статую - на отвесной стене или на горизонтальной плоскости, головой кверху или книзу. Незаконченные исполины лежали как попало, словно на поле боя.

Отделив спину, начинали головоломный спуск по склону к подножию вулкана. Иной раз многотонных колоссов спускали по отвесным обрывам, через полки, на которых тоже шла работа над идолами. Немало истуканов побилось, но подавляющее большинство спустили целехонькими, правда ног не хватало, ведь каждое изваяние заканчивалось плоским срезом там, где у человека начинаются ноги. Словом, длинный торс с руками.

Тысячи тонн осколков из мастерской перенесли ваятели к подножию вулкана, где выросли огромные осыпи и искусственные морены. В этих кучах рыли глубокие ямы и временно устанавливали богатырей. Только теперь можно было отделывать спину и шею исполина, а выше бедер спину украшали поясом с символическими изображениями. Этот узкий пояс был единственным одеянием» нагих фигур, и все они, кроме одной, изображали мужчин.

Однако таинственное странствие каменных богатырей здесь не заканчивалось, после доделки спины они отправлялись к своим алтарям. Большинство пасхальскнх истуканов покинули гору, и совсем немного осталось ждать своей очереди у подножия вулкана. Готовые богатыри разошлись во все концы острова, до пятнадцати километров от мастерской, в которой им придали облик человека.

Патер Себастиан был как бы директором этого музея под открытым небом. Он исходил лунное царство вдоль и поперек и пометил номерами все статуи, какие обнаружил, итого больше шестисот. Все они были высечены из одной породы, изваяны в огромной мастерской на крутом склоне Рано Рараку. Только здесь вы увидите характерный серо‑желтый цвет, по которому затем издалека опознаете статую, где бы она ни валялась среди других каменных глыб.

Самое удивительное, что ваятели перемещали не глыбы камня, которым толчки нипочем, а полностью законченные фигуры, полированные от мочки уха до лунки ногтей. Не хватало только глазищ. Как ухитрялись они переносить готовых идолов в такую даль, ничего не повредив, не поцарапав полировки? Этого никто не знал.

Доставив слепых истуканов на место, их не опускали основанием в яму, чтобы поставить торчком, напротив - каждого идола поднимали и водружали на аху, каменный алтарь высотой около двух метров. Только теперь вытесывали глазницы, только теперь богатырь мог увидеть, где он очутился. И наконец, в довершение всего на голову исполина надевали «шляпу» весом от двух до десяти тонн, что как раз и равно весу двух слонов.

Впрочем, слово «шляпа» неверно, хоть так и повелось говорить. Старое пасхальское имя этого огромного головного убора - пукао, то есть «пучок волос», такую прическу носили многие местные мужчины, когда на Пасхи приплыли европейцы. Почему древние ваятели клали на макушку богатыря особый камень, изображающий пукао, а не высекали прическу сразу, вместе со всей статуей? Да потому что главным в этом пучке волос был цвет. Пасхальцы отправлялись в другой конец острова и за десять километров от каменоломни Рано Рараку в небольшом заросшем кратере добывали породу красного цвета. Именно этот красный цвет был им нужен для волос. И тащили они с одной стороны серо‑желтые статуи, а с другой - красные пукао, чтобы водрузить их на каждом из пятидесяти с лишним алтарей, сооруженных вдоль побережья. На большинстве постаментов стояло по два идола, часто их было по четыре, пять, шесть, а на одной платформе, высотой четыре метра, выстроилось пятнадцать рыжеволосых богатырей.

Но сегодня ни один из великанов не стоит на своем алтаре. Уже капитан Кук, а по всей вероятности даже Роггевен, приплыли сюда слишком поздно, чтобы застать все статуи на первоначальных местах, по большинство идолов еще стояли с красными пукао на голове. В середине прошлого века последний великан был сброшен с алтаря, и красный «пучок волос», будто окровавленный паровой каток, прокатился по мощеной площадке. Теперь вы увидите стоящими только слепых, безволосых истуканов у подножия вулкана с вызывающе задранным кверху подбородком. Они ушли в землю так глубоко, что их никто не мог повалить, а попытка срубить одну голову топором кончилась родной неудачей, палач смог высечь лишь чуть заметную борозду в каменной шее великана.

Последнего идола свергли с аху примерно в 1840 году, во время стычки каннибалов, поселившихся в пещере по соседству. Десятиметровую фигуру венчал пукао объемом в шесть кубических метров, а сама она стояла на каменной стене почти в рост человека. Мы измерили поверженного богатыря и определили его вес - пятьдесят тонн. Такую махину притащили сюда за четыре километра от Рано Рараку. Представим себе, что мы опрокинули вверх колесами десятитонный железнодорожный вагон, ведь в Полинезии не знали колеса. Рядом с первым точно так же поместим второй вагон. Потом загоним в эти вагоны двенадцать коней и пять рослых слонов. Вместе это будет пятьдесят тонн, и можно тянуть, но мало сдвинуть груз с места, мы должны протащить его по камням на четыре километра, да так, чтобы ничего не повредить. Без машин, скажете вы, невозможно! Значит, исконные обитатели острова Пасхи совершили невозможное. Во всяком случае ясно, что это сделано не кучкой полинезийцев, любителей резьбы по дереву, которые, высадившись на остров, принялись долбить гору, потому что дерева не нашлось. Нет, рыжеволосые богатыри классического типа изваяны мореходами из страны, народ которой издавна привык работать с тяжелыми монолитами.

Итак, наш пятидесятитонный груз доставлен. Теперь его надо поднять на каменную стену и поставить прямо да еще увенчать голову на высоте четырехэтажного дома «начесом». Этот «начес» одни весит десять тонн, а доставлен он из каменоломни за одиннадцать километров, считая напрямик. Одиннадцать километров - изрядный путь по такой местности, и десять метров по любой мерке - внушительная высота, если надо поднять десять тонн - вес двадцати четырех добрых коней. Но люди справились с этим. А в 1840 году каннибалы все разрушили, расшатав кладку постамента, и в ознаменование сего подвига съели в пещере три десятка соседей.

Стоя на гребне кратера Рано Рараку, я любовался чудесной панорамой острова. Позади меня довольно крутой склон уходил в заросшее чрево вулкана, где небесно‑голубое кратерное озеро блестело как зеркало, окаймленное широкой полосой небывало зеленого камыша. Возможно, камыш казался особенно зеленым рядом с пожухлой от засухи травой на косогорах. Прямо передо мной исчерченная полками стена мастерской спадала к площадке у подножия горы, где наши люди суетились, словно муравьи, роясь в коричневой земле вокруг истуканов. Стреноженные кони выглядели совсем маленькими перед могучими каменными богатырями. Мне хорошо было видно то, что можно назвать центром и фокусом загадки, прежде всего привлекающей внимание тех, кто попадает на остров Пасхи. Вот он, родильный дом истуканов; я стоял на громадном зародыше, а сколько их лежало на склонах кратера впереди и позади меня. На откосах у подножия как снаружи, так и внутри выстроились безволосые и незрячие новорожденные, напрасно ожидая, когда настанет их черед отправляться в путь. С гребня я видел дороги, по которым некогда перемещались статуи. Несколько готовых идолов уже приготовились выходить из кратера, когда все работы внезапно были прекращены. Один из них успел добраться до, гребня, другой даже перевалил в ложбину на наружном склоне. По транспорт прервался, и они остались лежать, причем не на спине, а на животе. Вдоль расходящихся от кратера поросших травой древних дорог, расчищенных от камня, тут и там лежали по одной, по две, по три другие статуи. Тоже незрячие и безволосые, и было очевидно, что их не свергли с какого‑либо пьедестала, а просто бросили по пути от Рано Рараку к соответствующему алтарю. Некоторые ушли довольно далеко от торчащих на горизонте конусов. А вон там, на западе, отсюда и не видно, находится маленький кратер Пуна Пау, где ломали камень для пукао. Я уже спускался в него и на дне под крутыми стенками осмотрел с полдюжины цилиндрических «начесов», похожих на колесо парового катка. Древние мастера причесок переправили через обрывистый склон изрядное количество огромных глыб, и теперь они валялись в беспорядке под горой, дожидаясь, когда их поволокут дальше. Другие были брошены на пути к своим хозяевам, мы встречали их тут и там в степи. Я измерил самый большой пукао, извлеченный из кратера. В нем было больше восемнадцати кубических метров, он весил тридцать тонн - столько же, сколько семьдесят пять крупных лошадей.

Размах всех этих работ был так грандиозен, что не укладывался в моей голове. И я повернулся к пастуху, который стоял рядом со мной, молча глядя на кинутых вдоль дорог великанов.

Леонардо, - сказал я, - ты человек деловой, скажи мне, как в старое время перетаскивали этих каменных богатырей?

Они шли сами, - ответил Леонардо.

Не будь это сказано так торжественно и серьезно, я решил бы, что он шутит, ведь этот пастух в чистых брюках и рубахе был на вид такой же цивилизованный человек, как мы, а умом даже многих превосходил.

Постой, Леонардо, - возразил я, - как же они могли ходить, если у них только туловище и голова, а ног нет?

Они шли вот так. - Держа ноги вместе, не сгибая колен, Леонардо продвинулся немного вперед по скале, потом снисходительно спросил меня:

А ты как думал?

Я не нашелся, что ответить. И многие до меня тоже становились в тупик. Ничего удивительного, что Леонардо полагался на бесхитростное объяснение своего отца и деда. Статуи шли сами. Зачем ломать себе голову, когда есть простой и ясный ответ.

Вернувшись в лагерь, я прошел на кухню, где Мариана в это время чистила картофель.

Ты когда‑нибудь слышала, как в старину перемещали больших моаи - спросил я.

Си, сеньор, - твердо ответила она. - Они шли сами. И Мариана принялась рассказывать длинную историю о древней колдунье, жившей около Рано Рараку в ту пору, когда каменотесы высекали огромных истуканов. Эта колдунья своим волшебством оживляла каменных великанов и заставляла их идти, куда надо. Но однажды ваятели съели большого омара, а ведьму угостить забыли, она нашла пустой панцирь и так рассердилась, что заставила все статуи упасть ничком на землю, и с тех самых пор они лежат недвижимо.

Точно такую же историю про ведьму и омара поведали пасхальцы Раутледж пятьдесят лет назад. И теперь я с удивлением обнаружил, что, кого ни спроси, каждый по‑прежнему держится за эту версию. Пока им не предложат более убедительного объяснения, они хоть до судного дня будут толковать про колдунью и омара.

Вообще‑то островитян нельзя было назвать наивными. Правила не правила, а у них всегда находился какой‑нибудь хитрый предлог, чтобы выбраться за пределы деревни и явиться к нам в лагерь со своими поделками. Почти все владели искусством резьбы по дереву, многие были истинными мастерами, но лучше всех работал бургомистр. Все спрашивали его изделия, потому что, хотя островитяне вырезали одно и то же, никто не мог сравниться с ним в изяществе линий и совершенстве отделки. Участники экспедиции завалили его заказами, только поспевай делать. В обмен за фигуры охотнее всего брали американские сигареты, норвежские рыболовные крючки и пестрые английские ткани. Пасхальцы были завзятыми курильщиками. Те, что в первую ночь побывали у нас на борту и выменяли несколько пачек сигарет, не выкурили их сами. Они помчались галопом в деревню и стали ходить из дома в дом, поднимая с постели друзей и родню, чтобы каждый получил по сигарете. Запас, полученный с последним военным кораблем, израсходовали несколько месяцев назад.

Среди тонких деревянных поделок попадались иногда каменные фигурки похуже: то наивные маленькие подобия больших идолов, то грубые головы, с едва намеченными глазами и носом. Первое время владельцы пытались нам внушить, будто это старинные предметы, дескать, нашли в земле или в алтарях. Но мы только смеялись, и чаще всего они били отбой, лишь некоторые упорно стояли на своем.

Однажды в лагерь прискакала женщина и вызвала меня, мол, обнаружила в каменной осыпи что‑то странное. Когда мы добрались до места, она осторожно принялась разбирать камни, и я разглядел маленькую свежеизготовленную копию знаменитых истуканов.

Оставь ее, - сказал я женщине. - Она совсем новая, кто‑то ее нарочно подложил, чтобы обмануть тебя!

Женщина заметно смутилась, и ни она, ни ее муж больше не пытались нас надуть.

В другой раз поздно вечером примчался запыхавшийся мужчина с потрясающей новостью: ловя рыбу при свете факела, он нашел в песке на берегу маленькую статуэтку. Если мы ее хотим получить, он сейчас же нас туда проводит, хоть и плохо видно, а то ему надо спешить в деревню. Рыболов был явно озадачен, когда мы, подъехав на джипе, осветили фарами место находки. На траве лежала скверно сделанная фигурка, и даже песок, в котором ее вываляли, не мог скрыть, что она совсем новая. Под общий смех владелец упрятал свое уродливое изделие в мешок и потащил обратно в деревню. Ничего, сбудет какому‑нибудь матросу, когда придет военный корабль…

Другую уловку применил пасхалец, который привел меня в грот с колодцами и странными барельефами на своде. Барельефы, изображавшие птицечеловеков и огромные глаза, были подлинными и очень мне понравились. Пока я их разглядывал, мой проводник с невинным видом забавлялся, роняя в воду комья земли. Вдруг он вскрикнул, я посмотрел вниз и увидел, как земляной ком медленно распадается в воде. Будто цыпленок из яйца, из него вылупилась малюсенькая куколка. Это было так неожиданно и потешно, что я расхохотался, хотя незадачливый плут не заслужил такой бурной реакции. И этот пасхалец тоже больше не пытался нас провести.

Правда, стремясь получить товары, которые мы привезли для обмена, пасхальцы иногда и впрямь отыскивали старинные вещи. Как‑то раз за мной пришли молодые супруги - они нашли четыре необычные каменные головы. Как ни странно, головы лежали совсем близко от ограды, к востоку от губернаторской усадьбы. Когда мы туда прибыли, нас встретили какая‑то старуха и ее дочь, истая ведьма, которая, казалось, готова была выцарапать нам глаза. Они были вне себя от ярости и сыпали ругательствами с такой скоростью, какую только полинезийский язык допускает. Когда наши проводники пытались вставить слово, на них обрушивался залп брани. Мы с кинооператором решили присесть, обождать, пока извержение кончится. Наконец бабка чуть поостыла.

Сеньор Кон‑Тики, - сказала она. - Эти двое - воры и мошенники. Камни мои, их никто не смеет трогать! Я из рода Хоту Матуа, эта земля исстари нам принадлежит.

Теперь не принадлежит! - перебил ее молодой пасхалец. - Теперь это пастбище военно‑морского флота. А камни наши, мы первыми их нашли!

Старуха опять вспылила.

Первыми нашли? Да как у вас язык поворачивается, воровское отродье! Эти камни принадлежат нашему роду, бандиты вы этакие!

Пока они с пеной у рта оспаривали друг у друга право собственности, я по их жестам понял наконец, где находятся камни, о которых идет речь. Старуха и ее дочь сидели каждая на одном из них, я - на третьем, а молодые супруги стояли возле четвертого. С виду это были обыкновенные валуны. И вспомнил я мудрого Соломона, как он, взяв меч, вызвался поделить ребенка между двумя женщинами, каждая из которых называла себя матерью. Здесь можно было бы решить спор кувалдой. Молодые, наверно, с радостью поддержали бы меня, зато старуха окончательно взбесилась бы.

Дай нам только посмотреть на твои камни, мы с ними ни» чего не сделаем, - предложил я бабке.

Она промолчала, по не стала нам мешать, и мы перевернули валуны нижней стороной кверху. Четыре причудливые рожи о незрячими круглыми глазищами величиной с блюдце воззрились на небо. Ни капли сходства с классическими пасхальскими истуканами; скорее, похоже на устрашающих круглоголовых идолов Маркизских островов. Владелицы камней смотрели на нас в полном отчаянии. Молодые супруги откровенно торжествовали, предвкушая выгодную сделку. Обе стороны напряженно следили за нами. Мы закатили камни на место, повернув их лицом вниз, поблагодарили и ушли восвояси. Наши проводники стояли, разинув рот от удивления. А старуха - старуха, как мы потом убедились, крепко запомнила этот случай.

Тем временем произошло другое событие, которое заставило пас основательно поломать голову. Когда в Южные моря пришли европейцы, ни на острове Пасхи, ни в остальной Полинезии не знали гончарства. Это довольно странно, потому что гончарное дело было важной чертой древних культур Южной Америки, а народы Индонезии и Азии знали его еще раньше. На Галапагосских островах мы нашли множество черепков от южноамериканских изделий: во‑первых, архипелаг лежит достаточно близко к материку и его не раз посещали древние морепроходцы; во‑вторых, почвенный слой здесь настолько скуден, что он не мог скрыть следов старины. Совсем иначе было на острове Пасхи. Вряд ли древние жители Южной Америки часто добирались сюда со своими кувшинами, и то немногое, что они могли здесь разбить, давно исчезло под дерном. Тем не менее я привез с собой один черепок, чтобы выяснить у островитян, не видали ли они что‑нибудь похожее. Ведь такой черепок может рассказать детективу от археологии больше иной книги.

И пот первый сюрприз: несколько стариков, которых мы опросили порознь, назвали черепок маенго, этого слова не было в словаре патера Себастиана. Один из них слышал от своего деда, что маенго - это такая вещь, которой в старину пользовались на острове. По» словам стариков, много лет назад один пасхалец попытался сделать из глины маенго, но что‑то у него не получилось. Эрория и Мариана припомнили, что им в какой‑то пещере как будто попадались такие черепки, и дня два потратили на поиски этой пещеры, по впустую. Черепки находила и жена губернатора, копаясь у себя в саду. И наконец, один пасхалец по секрету сказал нам, что у пего есть дома такой черепок.

Прошло несколько дней, прежде чем этот пасхалец - его звали Андрес Хаоа - смог принести свой черепок. С удивлением мы увидели, что сосуд был вылеплен пальцами на индейский лад, а не изготовлен на гончарном круге, как это делали европейцы. Я посулил Андресу щедрое вознаграждение, если он покажет, где подобрал черепок, чтобы мы могли отыскать там еще черепки и тем самым подтвердить достоверность находки. Хаоа привел нас к большой аху с поваленными статуями. Могучая каменная стена сильно напоминала классические инкские сооружения в Андах. Показав на кладку в верхней части платформы, Андрес сказал, что много лет назад нашел здесь между камнями три черепка. Рабочие‑пасхальцы помогли нам осторожно снять несколько плит. Нашим глазам предстало необычное для Пасхи погребение: два целых скелета лежали навытяжку рядом. Подле них оказался ход в две камеры, накрытые каждая своей очень тщательно вытесанной плитой. В обеих камерах беспорядочно валялись старые черепа. Но глиняных черепков не было, и Андрес получил только часть обещанного вознаграждения.

На другой день Карл отправился туда с рабочими и археологическим снаряжением, потому что Аху Тепеу явно заслуживала того, чтобы ее тщательно изучить. Неожиданно один рабочий, старик, нагнулся и стал собирать черепки, да такие крохотные, что мы поражались, как он их заметил, и ведь больше никому ничего такого не попалось. В это время из деревни прискакали Арне и Гонсало. Одна местная жительница рассказала им, что Андрес Хаоа дал старику черепки, чтобы тот помог ему получить все вознаграждение. Приложив осколочки к черепку, который мне накануне дал Хаоа, мы тотчас убедились, что один из них точно подходит к излому. Андрес пришел в бешенство, когда узнал, что его разоблачили, и наотрез отказался говорить, где на самом деле нашел свой черепок. Назло нам он отправился к патеру Себастиану и ошеломил старика, поставив перед ним на стол три целых глиняных кувшина.

Вот, посмотрите, - возмущенно сказал Хаоа, - я их не покажу сеньору Кон‑Тики, потому что он говорит, что я вру. А вот и не вру!

Патер Себастиан, который никогда не видел на Пасхи таких кувшинов, спросил Андреса, откуда он их взял.

Мой отец нашел их когда‑то в пещере и сказал, что в них удобно воду держать, - ответил Хаоа.

Опять ложь! Хаоа не держал воды в кувшинах, вообще не хранил их дома, об этом мы узнали от соседей, которые частенько наведывались в его скромный домишко и знали там каждый уголок.

Сразу после того, как патер Себастиан увидел загадочные кувшины, они бесследно исчезли. Стало одной загадкой больше. Сосуды не вернулись в хижину Хаоа, так откуда же они взялись, и вообще - что происходит?

А тут еще добавилась новая проблема. Я решил по совету старика полицейского Касимиро отправиться на легендарный остров птицечеловеков, поискать тайное хранилище ронго‑ронго, о котором знал его отец. Пасхальцы с таким жаром толковали о дощечках с письменами ронго‑ронго, будто бы по сей день хранящихся в «запечатанных» пещерах, что любой приезжий в конце концов заражался любопытством.

Нам предлагали сто тысяч песо за одну дощечку, - говорили островитяне, - значит, настоящая цена им не меньше миллиона.

В глубине души я знал, что они правы. Но я знал также, что если кто‑нибудь из них и найдет хранилище ронго‑ронго, он вряд ли отважится туда войти. Ведь дощечки были для их предков святыней, и старые мудрецы, которые спрятали свои священные ронго‑ронго в подземелье, когда патер Эухенио ввел на острове христианство, прочли заклинания и наложили табу на дощечки с письменами. Пасхальцы твердо верили, что всякого, кто к ним прикоснется, ждет смерть.

В музеях мира хранится не больше двух десятков таких дощечек, и до сих пор еще ни один ученый не сумел расшифровать надписи. Замысловатые письмена острова Пасхи не похожи на письмо других народов. На дощечках они искусно вырезаны в ряд и образуют своеобразный серпантин, причем каждый второй ряд стоит вверх ногами. Почти все хранящиеся в музеях ронго‑ронго получены на острове давно, прямо из рук владельцев. Но последнюю дощечку, рассказал нам патер Себастиан, нашли в запретной пещере. Пасхалец, который ее обнаружил, поддался уговорам одного англичанина и привел его почти к самому тайнику. Потом попросил англичанина подождать и выложил из камешков полукруг, через который не велел переступать. А сам пошел дальше и через некоторое время вернулся с ронго‑ронго. Англичанин купил дощечку, но пасхалец вскоре лишился рассудка и умер. С тех пор, заключил патер Себастиан, островитяне больше прежнего боятся входить в хранилища ронго‑ронго.

Как бы то ни было, старик Касимиро забил отбой, когда я наконец принял его приглашение посетить пещеру. Сославшись на нездоровье, он предложил вместо себя другого проводника, старика Пакомио, с которым много лет назад стоял и ждал, пока отец Касимиро один ходил к тайнику. Пакомио был сыном гадалки Ангаты, той самой Ангаты, что сеяла смуту, играя на суеверии пасхальцев, когда на остров полвека назад прибыла экспедиция Раутледж. Я обратился к патеру Себастиану, и он сумел уговорить Пакомио. Посадив старика в нашу моторную лодку, мы подошли на ней к Мотунуи - скалистому островку птицечеловеков. За спиной у нас вздымался вверх самый высокий - из береговых обрывов Пасхи. На гребне находились развалины святилища Оронго. Там Эд и его бригада занимались раскопками и картографической съемкой. Мы с трудом различали движущиеся белые точки, а им наша лодка представлялась рисовым зернышком на синем поле. Еще в прошлом столетии самые знатные пасхальцы неделями сидели в наполовину врытых в землю каменных коробках над обрывом, ожидая, когда на скалистом островке внизу приземлится первая в году стайка морских ласточек. Ежегодно происходило состязание, кто скорее одолеет на камышовом поплавке два километра до острова и найдет первое яйцо. Победитель возводился в ранг божества и получал звание птицечеловека. Его брили наголо, окрашивали голову в красный цвет и затем торжественно сопровождали до священной обители среди статуй у подножия Рано Рараку, где он год проводил взаперти, ни с кем не соприкасаясь. Особые служители приносили ему пищу. Скалы за развалинами, где сейчас работал Эд, были сплошь покрыты барельефами, изображающими скорченные человеческие фигуры с длинным кривым клювом.

Ступив на легендарный птичий остров, мы не увидели даже перышка - птицы давно переселились на другой обрывистый островок поодаль. Когда мы шли мимо него, в воздухе кружили полчища птиц, напоминая облако дыма над вулканом.

Зато на Мотунуи мы сразу увидели множество наполовину заросших пещер. В двух из них вдоль стены лежали кости и заплесневелые черепа, а в одном месте на своде, будто охотничий трофей, торчала окрашенная в красный цвет бесовская голова с острой бородкой. Раутледж тоже побывала в двух здешних пещерах, Пакомио хорошо ее помнил. Теперь он нетерпеливо ждал, когда мы выйдем, чтобы вести нас к другому тайнику. Посреди склона старик вдруг остановился.

Здесь мы изжарили курицу, - прошептал он, показывая себе под ноги.

Какую курицу?

Отец Касимиро сказал, что надо изжарить в земле курицу на счастье, прежде чем входить в пещеру.

Не очень‑то вразумительное объяснение, а Пакомио добавил только, что таков обычай. Дескать, лишь старику можно было стоять так, что он слышал запах жареной курицы, а детям было ведено ждать с другой стороны очага. Им не пришлось даже одним глазком заглянуть в пещеру, но они знали, что там хранится что‑то невероятно ценное. Уже стоять по соседству, когда старик проверял в тайнике сокровище, было для ребятишек большим событием.

Разумеется, мы не нашли пещеры. После долгих поисков среди камней и папоротника Пакомио сказал, что старик, пожалуй, нарочно пошел в эту сторону, чтобы сбить с толку мальчишек, а на самом деле надо искать в противоположной стороне. Пошли в другую сторону, и опять без толку. Скоро интерес к поискам пошел на убыль. Солнце нещадно пекло, один за другим мы сдавались и ныряли в глубокую расщелину, наполненную до краев кристально чистой водой, которую океан накачивал через трещину в скале. Мы собирали фиолетовых морских ежей (Пакомио ел их сырыми) и плыли навстречу невиданным рыбам всех цветов радуги, а они, разинув рот, смотрели, что за новые обитатели появились в каменном аквариуме Мотунуи. Искрометные солнечные лучи рождали фейерверк красок в расщелине, и вода была настолько чиста и прозрачна, что мы чувствовали себя птицечеловеками, парящими среди роя золотых осенних листьев. Сказочная красота, этакий подводный райский сад… Как не хотелось нам выходить на скалы, зная, что вся эта прелесть опять надолго, если не навсегда, станет достоянием одних лишь безглазых морских ежей да рыб‑дальтоников.

Правда, на суше, особенно на самой Пасхи, тоже было на что поглядеть. Лопаты и кирки обнажали предметы, которых даже местные жители не видели сотни лет. В деревне начали шептаться, пасхальцы воспринимали происходящее не без суеверия. Откуда может чужеземец знать, что под дерном что‑то лежите Не иначе как с помощью мана - сверхъестественного дара - проникает он в прошлое острова! Пока вслух об этом не говорили, но кое‑кто из островитян спрашивал меня: может быть, я вовсе и не чужеземец, а канака? Дескать, цвет кожи и волос роли не играют, среди их предков тоже были светлокожие блондины. А то, что я знаю лишь несколько слов из пасхальского наречия полинезийского языка, объясняется очень просто: я так долго жил на Таити, в Норуэга и других дальних стран